я в Вас никогда не сомневалась

Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но
человеку бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает - скоро ли,
тихо ли оно проходит. Аркадий и Базаров именно таким образом провели дней
пятнадцать у Одинцовой. Этому отчасти способствовал порядок, который она
завела у себя в доме и в жизни. Она строго его придерживалась и заставляла
других ему покоряться.
Настоящею причиной всей этой "новизны" было чувство, внушенное Базарову
Одинцовой, - чувство, которое его мучило и бесило и от которого он тотчас
отказался бы с презрительным хохотом и циническою бранью, если бы кто-нибудь
хотя отдаленно намекнул ему на возможность того, что в нем происходило.
Базаров был великий охотник до женщин и до женской красоты, но любовь в
смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой,
непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или
болезни и не однажды выражал свое удивление: почему не посадили в желтый дом
Тоггенбурга со всеми миннезингерами и трубадурами? "Нравится тебе женщина, -
говаривал он, - старайся добиться толку; а нельзя - ну, не надо, отвернись -
земля не клином сошлась". Одинцова ему нравилась: распространенные слухи о
ней, свобода и независимость ее мыслей, ее несомненное расположение к нему -
все, казалось, говорило в его пользу; но он скоро понял, что с ней "не
добьешься толку", а отвернуться от нее он, к изумлению своему, не имел сил.
Кровь его загоралась, как только он вспоминал о ней; он легко сладил бы с
своею кровью, но что-то другое в него вселилось, чего он никак не допускал,
над чем всегда трунил, что возмущало всю его гордость. В разговорах с Анной
Сергеевной он еще больше прежнего высказывал свое равнодушное презрение ко
всему романтическому; а оставшись наедине, он с негодованием сознавал
романтика в самом себе. Тогда он отправлялся в лес и ходил по нем большими
шагами, ломая попадавшиеся ветки и браня вполголоса и ее и себя; или
забирался на сеновал, в сарай, и, упрямо закрывая глаза, заставлял себя
спать, что ему, разумеется, не всегда удавалось. Вдруг ему представится, что
эти целомудренные руки когда-нибудь обовьются вокруг его шеи, что эти гордые
губы ответят на его поцелуи, что эти умные глаза с нежностью - да, с
нежностью остановятся на его глазах, и голова его закружится, и он забудется
на миг, пока опять не вспыхнет в нем негодование. Он ловил самого себя на
всякого рода "постыдных" мыслях, точно бес его дразнил. Ему казалось иногда,
что и в Одинцовой происходит перемена, что в выражении ее лица проявлялось
что-то особенное, что, может быть... Но тут он обыкновенно топал ногою или
скрежетал зубами и грозил себе кулаком.
- Ты еще не ложился? - проговорил он как бы с досадой.
- Ты долго сидел сегодня с Анной Сергеевной, - промолвил Аркадий, не
отвечая на его вопрос.
- Да, я с ней сидел все время, пока вы с Катериной Сергеевной играли на
фортепьяно.
- Я не играл... - начал было Аркадий и умолк. Он чувствовал, что слезы
приступали к его глазам, а ему не хотелось заплакать перед своим насмешливым
другом.

В Никольском, в саду, в тени высокого ясеня, сидели на дерновой
скамейке Катя с Аркадием; на земле возле них поместилась Фифи, придав своему
длинному телу тот изящный поворот, который у охотников слывет "русачьей
полежкой". И Аркадий и Катя молчали; он держал в руках полураскрытую книгу,
а она выбирала из корзинки оставшиеся в ней крошки белого хлеба и бросала их
небольшой семейке воробьев, которые, с свойственной им трусливою дерзостью,
прыгали и чирикали у самых ее ног. Слабый ветер, шевеля в листьях ясеня,
тихонько двигал взад и вперед, и по темной дорожке, и по желтой спине Фифи,
бледно-золотые пятна света; ровная тень обливала Аркадия и Катю; только
изредка в ее волосах зажигалась яркая полоска. Они молчали оба; но именно в
том, как они молчали, как они сидели рядом, сказывалось доверчивое
сближение; каждый из них как будто и не думал о своем соседе, а втайне
радовался его близости. И лица их изменились с тех пор, как мы их видели в
последний раз: Аркадий казался спокойнее, Катя оживленнее, смелей.

- Не будемте лучше говорить об этом, Анна Сергеевна.
- Отчего же? - возразила она, а сама перевела разговор на другую
дорогу. Ей все-таки было неловко с Базаровым, хотя она и ему сказала, и сама
себя уверила, что все позабыто. Меняясь с ним самыми простыми речами, даже
шутя с ним, она чувствовала легкое стеснение страха. Так люди на пароходе, в
море, разговаривают и смеются беззаботно, ни дать ни взять, как на твердой
земле; но случись малейшая остановка, появись малейший признак чего-нибудь
необычайного, и тотчас же на всех лицах выступит выражение особенной
тревоги, свидетельствующее о постоянном сознании постоянной опасности.
Беседа Анны Сергеевны с Базаровым продолжалась недолго. Она начала
задумываться, отвечать рассеянно и предложила ему, наконец, перейти в залу,
где они нашли княжну и Катю. "А где же Аркадий Николаич?" - спросила хозяйка
и, узнав, что он не показывался уже более часа, послала за ним. Его не скоро
нашли: он забрался в самую глушь сада и, опершись подбородком на скрещенные
руки, сидел, погруженный в думы. Они были глубоки и важны, эти думы, но не
печальны. Он знал, что Анна Сергеевна сидит наедине с Базаровым, и ревности
он не чувствовал, как бывало; напротив, лицо его тихо светлело; казалось, он
и дивился чему-то, и радовался, и решался на что-то.

никто и не ругается